Каждый человек вправе выбирать во что верить и верить ли вообще. Многим религия помогает найти покой и надежду в трудных ситуациях, для других она становится смыслом жизни. Некоторые знакомство с верой начинают в семье и шагают с ней во взрослой жизни. А кто-то буквально вытаскивает себя со дна и идет креститься в осознанном возрасте. Так случилось и с нашей героиней – 19-летней сургутянкой Ольгой (имя изменено. – Прим. ред.), которая родилась в православной семье, выросла в кришнаизме, а после вновь обрела свою веру. «Вестник» печатает рассказ от первого лица.

Добро пожаловать в новый дом.

Я родилась в обычной семье. В нашем спальном районе начала 2000-х, каждый взрослый мог уйти в восьмимесячный запой. Зато в углу почти каждой квартиры был иконостас. Отца помню мало – рассказывают, что после моего рождения он отсидел небольшой срок, а когда мне было семь – умер. Мама «не нагулялась», и осознание, что у нее есть ребенок, пришло к ней не сразу.

Когда мне было девять, мама с бабушкой решили меня покрестить в церкви. Хотели, готовились, но не успели. Я помню тот день, когда с ночевой осталась у родственников, и мне, наконец, разрешили поиграть вечером на компьютере. На утро разбудили со словами: «Сегодня в школу не пойдете. Вас с братом некому собирать». Подумала, как здорово, уроков нет! Оказалось, умерла наша мама. Она успела лишь тихо промолвить «Помогите». Так мы с братом, у которого инвалидность, остались сиротами.

Позже один за другим мы похоронили бабушек и дедушек. Под свое крыло нас взяли дядя и его супруга. Кроме нас у них было двое своих. Стали жить одной большой семьей, где почитали бога Кришну. Так что мое крещение отложили далеко и надолго.

В гости к Богу.

Началась привычная жизнь. До поры до времени, пока опекуны не решили, что пора и меня религиозно просвещать. Помню, долго куда-то собирались, а перед этим меня попросили надеть юбку подлиннее.

– А мы что, в гости идем? – полюбопытствовала я.

– Почти, – ответила мне тетя.

Свои собрания и богослужения кришнаиты проводили в арендованном в ТЦ гимнастическом зале. Скажу сразу – ничего страшного и аморального там не было. Все то же, что у любых верующих людей. Они пели свои песни, играли на особых инструментах и, конечно, читали свою священную книгу.

Должна признаться, мне там нравилось. Красиво, весело, на фоне огромного алтаря бегали дети – мои ровесники. Какие-никакие друзья у меня были. А еще я ходила туда ради еды, она там была очень вкусной. Возможно, нам просто повезло с поваром. Другие же утверждали, это из-за того, что до трапезы ее оставляли за алтарем на освящение Кришне.

Мне было 9-10 лет, и я гордо говорила: «Я – кришнаит». Окружающие, мягко говоря, реагировали на это неоднозначно и странно. Бывало, я с другими пела на улицах города мантры (священный гимн в индуизме и буддизме, который представляет собой набор звуков, отдельных фонем или слов на санскрите. – Прим. ред.) и раздавала людям кришнаитские книжки. Как-то раз за этим занятием меня застали мои одноклассники. Я не растерялась – пригласила их в гости к нам домой. Вы не представляете, как я радовалась, когда они пришли. Но после этого девочки перестали со мной общаться.

Секрет от дяди, тети и Кришны.

Со временем и моя вера в Кришну пошатнулась. Не могу объяснить, в какой период и почему. Я просто знала – Бог есть, но пока не знала, какой и в какой конфессии. Подростку некогда в этом разбираться.

Дома все оставалось так же. Мы питались по-вегетариански и никогда не пробовали пищу, пока она не была предложена Кришне. На опережение скажу, мой 9-летний брат ни разу не пробовал мясо. Приносить домой и готовить (не то что есть!) его было нельзя. Дядя с тетей пытались отказаться и от шоколада, чтобы не проглотить частички жучков, которые живут на какао-бобах.

У меня в комнате был собственный алтарь, у брата и сестры – свои. Это несколько полок или стол в блестящих тканях, обязательно на возвышенности, со статуэтками Кришны, его жены и коров. Тетя ухаживала за ростком туласи – священного дерева. Полить его – целый обряд.

Родители каждый раз, выходя из дома, читали мантры, читали их в сложных ситуациях и даже когда не могли заснуть. Они, как настоящие, преданные, истинные кришнаиты, не пропускали ни одного воскресенья или праздника вместе с единоверцами.

Уже будучи постарше я старалась искать предлоги, чтобы пропустить эти собрания. То плохо себя чувствую, то домашки много, говорила я. Вообще я старалась быть хорошей и послушной девочкой, училась на пятерки, так что в мои «отмазки» верили. А сама параллельно с этим пробовала в подъезде алкоголь. Опекуны, к счастью, об этом не знают.

За маму и папу.

На первом курсе, помню, ночью мне захотелось пересмотреть родительские фото и документы. Нашла свидетельство о смерти отца. Оказалось, что я достала его ровно в полночь траурной годовщины. Подумала, что недостаточно отдаю дань покойным родителям, что надо поставить свечку в церкви. Кто должен за них молиться, если не дочь?

Я не знала, как и что делать в храме. Приходила туда сначала раз в месяц, потом два раза, а после начала отстаивать вечерние службы. Час-полтора на ногах после пар в вузе с непривычки было непросто. Было и такое, что несколько месяцев я просто ленилась ходить в дом Божий. Но со временем поняла – службы мне необходимы. Не как обязанность, а как долг и способ выразить свою любовь Господу.

Десять лет потребовалось, чтобы к 19 годам я завела разговор о своем крещении. В мире, где модно быть атеистом, мне хотелось на исповедь, а к Таинствам допускают только крещенных. За день до духовного рождения рассказать священнику о своих грехах все же можно. Я исписала ими тетрадный лист с двух сторон, а на следующий день стала членом церкви. Символично, наверное, что крестили меня в Сретение

Господне. Это буквально праздник встречи с Богом. Что-то внутри меня умерло, чтобы возродилось новое и прекрасное: любовь, мир и радость.

Блаженные, изгнанные за правду.

С семьей, вернее с дядей, отношения «так себе». Он каждый раз напоминает мне, что я выбрала неправильную религию, в которой меньше ограничений, и поэтому я слабовольная. Всякая наша встреча этим и заканчивается. А еще он узнал, что я, в принципе, никогда и не была вегетарианкой, позволяла себе то бургеры, то еще что-то с мясом. До сих пор приходится выслушивать, какая я, цитирую: «Трупоедка».

– А давай мы кошке шею свернем, и ты ее съешь? – примерно так он пытался меня наставить на путь сострадания к животным.

Я стараюсь не ругаться с семьей, потому что люблю их. А получаю вот такое отношение. Может опекун реагировал бы иначе, если бы узнал, что его друзья – когда-то заядлые кришнаиты – теперь служат в православном храме. Сама удивилась, когда увидела, как отец и сын, которые расстилали ковер и накладывали еду на кришнаитских службах, теперь помогают священнику в алтаре. Пока что их дружбу с дядей я не порчу.

Мой младший брат, пусть и неродной, родился и вырос в кришнаитской среде, но малость интересуется у меня христианством. Как минимум спрашивает евангельские истории. Я в этом, разумеется, не отказываю, пусть знает, а свой выбор сделает уже взрослым.

Мой переход в другую религию сказался на отношениях и с родным братом. Да, мы близки кровно, но духовно – совершенно разные. Это не значит, что стало хуже, просто тяжело, когда самые дорогие люди тебя не понимают.

От 19 и до бесконечности.

Сейчас я живу отдельно в квартире, которая досталась мне по наследству. На стенах висят мои любимые иконы. Уже став самостоятельной, я узнала всю правду о своих родителях. Оказалось, что они не просто «умерли от болезни», а заработали целый букет диагнозов из-за наркомании. Жизнь матери пошла под откос, когда ей было 19 лет. А где запрещенные вещества, там и ВИЧ – и у папы, и у мамы. Такое в нашем обществе стыдно рассказывать, но, впрочем, я родителей ни в чем не виню.

Эта история осталась бы неуслышанной, если бы не моя вера в Бога. Пару месяцев назад меня могло не стать. Намекну так, что эта смерть не входила в планы Всевышнего. Но в голове произошел щелчок – если Бог есть, то я должна жить.

Я разорвала свою последнюю записку на много мелких частей. Мама прожила в радости только 19 лет своей жизни. Я же хочу прожить в радости и всю жизнь после 19.