Кинематограф, литература, документальные фильмы, школьная программа и семейные истории сформировали у поколений россиян общее понимание того, какой ценой далась Победа, и как нелегко было в тылу. Современный школьник вряд ли сходу назовет имена детей – Героев Великой Отечественной. Да и по многим вопросам завеса тайны приоткрывается только сейчас. «Вестник» изучил некоторые архивные документы, на которых 75 лет стоял штамп «Секретно». Что готовы были отдать жители Сургутского района для Победы, и как встретили детей из блокадного Ленинграда на югорской земле – в обзорном материале шеф-редактора Алсу Хайретдиновой.

Месячная зарплата для Победы.

Журналисты «Вестника» регулярно готовят публикации на основе архивных материалов. В этот раз добрались до рассекреченных документов. Один из таких – поручение секретарям первичных партийных организовать заем денег у населения на нужды фронта. В документе говорится, что в 1942 году в Сургутском районе сбор взносов по займу наличными деньгами был организован совершенно неудовлетворительно.

«…Особенно среди колхозников, единоличников и неорганизованного населения, некоторые советы не выдержали установленные сроки размещения займа, не полностью охватили население...»

Именно поэтому в 1943 году «…требуется увеличение размещения суммы нового займа не менее чем в два раза среди сельского населения <…> и не ниже месячной заработной платы среди рабочих и служащих…»

Вот и прямое значение призыва «Все для фронта, все для Победы!». Документ подписан 19 февраля, условие: обеспечить полное поступление денег по подписке на заем к 1 марта от колхозников, колхозов и артелей. Документ хранился под грифом «Секретно» 75 лет.

При этом люди, скорее всего, отдавали последнее, ведь Победа была даже не национальной идеей, а вопросом выживания самого государства. Другое дело, что в то время все было по разнарядке: в архивных фондах попалась любопытная газетная вырезка от 1942 года, где сибирякам дают фронтовое задание по сбору теплых носков и варежек для бойцов РККА. А сейчас такие сборы волонтеры и общественники проводят регулярно сами, без малейшей указки сверху.

Шили ватники и шапки.

Продолжая рассказ о том, что северяне умеют помогать, даже когда сами испытывают немалую нужду, вспомним, как Сургутский район принимал эвакуированных из Ленинграда сирот. Распоряжением Окрисполкома от 28 июля 1942 года (шел 11 месяц блокады Ленинграда) в Сургутском районе появилось три детских дома: в поселке спецпереселенцев Ямском и Песчаном разместили по 90 детей, на Черном Мысе – 70.

К приезду детей руководство поселений в срочном порядке подыскивало и ремонтировало годные для их размещения здания. Примечательно, что в протоколе заседания совета депутатов «Дети» написано с заглавной буквы. Один из пунктов – поручение провести разъяснительную работу об усыновлении Детей отдельными гражданами.

Райторготдел обязали обеспечить ленинградских Детей повседневной одеждой, мебелью, посудой, продуктами по установленным для интернатов нормам, подобрать педагогический и технический персонал, организовать медпункты в поселках, где будут организованы детские дома, через комсомольские организации организовать встречу Детей пионерами и комсомольцами, составить смету расходов по ремонту клубов. На организацию и содержание детдомов на остаток 1942 года было выделено 2014 тысяч рублей.

Из рукописных воспоминаний отличника народного просвещения Нины Чащиной, которые также хранятся в фондах районного архива, мы знаем, что детские дома пополнились не только ленинградскими Детьми.

«…Привезли в рыбзавод эвакуированных молдаван, немцев, калмыков. Детей прибавилось, школу надо было расширять. Своими силами переоборудовали под школу клуб <…> Детей надо было одеть и обуть, чтобы они могли посещать школу. С помощью рыбзавода, рыбпродснаба и родительского комитета спешно шили брюки, ватники, шапки, бурки – все это родительницы делали бесплатно…»

Подсмотрели гопака в окошке.

Дополняют картину воспоминания Агриппины Веселовой. Будучи ребенком, она готовила для ленинградских детей матрасы – набивала специально пошитые мешки сеном. Правда, встретить сверстников с парохода, как предписывалось в депутатском протоколе, так и не получилось.

«…Нас детей не допускали к детдомовским. Думали, что мы их заразим…», пишет в своих воспоминаниях женщина. Любопытство взяло верх. Не нарушая запрет, местные дети прилипли к окнам вновь организованных детдомов – наблюдали за новенькими.

«…Они привезли патефоны, баяны, струнные инструменты. У нас этого не было <…> Они репетировали танцы: лезгинку, яблочко, гопака. Мы все это запоминали, приходили ко мне домой, брали <…> ковшик, заслонку от русской печи и ложками пытались сыграть музыку, которую там слышали и танцевали под эту музыку также, как ленинградцы…»

«…Мы, конечно, завидовали детдомовским ленинградцам, их не заставляли работать в колхозе. Они работали только на участке около дома. У них была лучше одежда, еда. Мы учились в одних классах, а писали на газетах чагой вместо чернил...», честно описывает свои детские чувства Агриппина Веселова.

В то же время взрослые старались окружить сирот семейным теплом. Забирали детей в семьи, с путины самую жирную и большую белорыбицу везли для обеда ребятишкам, которых удалось вырвать из фашистской блокады и очень расстраивались, когда хозяйки прятали рыбу на потом, готовя бульон на окунях, чтобы у детей не случился заворот кишок.

Весть о долгожданной Победе, по воспоминаниям ветеранов, распространялась стремительно. Все важные звонки из Окрисполкома поступали в поселок Кедровый близ Сургута. Получив сообщение об окончании войны, телефонисты бегали вдоль реки с криками «Победа!». Подхватив весть на другом берегу, пастухи верхом на лошадях проскакали по всему поселку с криками «Победа!».

Председатель колхоза вынесла на улицу единственный в поселке патефон, чтобы завести пластинку. «…Вокруг собрались люди, стали, притаптывая, танцевать и плакать, так как много людей погибло… Напротив был домишко семьи Трубиных, у них было 10 сыновей, и только двое остались живыми…» В воспоминаниях Агриппины Веселовой сказано, что недалеко от места сбора был детский дом, и они хорошо слышали ликование ленинградцев: «Все, мы уезжаем домой!»