27 января 1944 года – священная дата для России. В этот день Ленинград был окончательно освобождён от фашистской блокады. В 2019 году отмечается 75-я годовщина этого значимого военно-политического события.

Лишь двое свидетелей того лихолетья сегодня среди жителей Сургутского района: Альберт Михайлович Николаев (г. Лянтор) и Валентина Сергеевна Жукова (в девичестве Кузнецова), жительница Локосово.

– Николаевы – родители и трое детей – жили в селе Павлово Всеволожского района Ленинградской области, – рассказал Сергей Николаев, сын блокадника. Сам Альберт Николаевич сейчас у сестры за рубежом, пообщаться не удалось. – Во время блокады дед, Михаил Антонович, работал начальником штаба ГО Выборгского района, бабушка окончила курсы чертёжницы и работала на Путиловском заводе, участвовала в защите города от зажигательных бомб. В феврале 1942 года семью по Ладоге эвакуировали на Урал. Отец был мал, но помнит, как их бомбили, перепугался страшно. Чувство голода помнит, ели даже траву и вообще всё, что было мало-мальски годно. После войны деда отправили на восстановление Донбасса, на Украине семья прожила до 1964 года, затем уехали в Казахстан, где я родился. Отец – Альберт Михайлович – переехал в Лянтор в 1995 году, 10 лет проработал в структуре Сургутнефтегаза «Лянторэнергонефть». Сейчас ему – 80, на заслуженном отдыхе.

Валентина Сергеевна Жукова до сих пор живёт в селе Локосово, куда вместе с матерью и сотнями других ленинградцев, «как сельдь в бочке ехали», прибыла на пароходе. Ей было всего четыре года. Старший брат Саша, двумя годами старше девочки, не перенёс голода, умер в блокадном Ленинграде. Тогда мать и решилась бежать, спасаться через единственную возможную артерию – дорогу жизни Ладожского озера. Шёл 1942 год.

– А как не помнить, такой страх пережила. Да, я была маленьким ребёнком, но помню, как меня брат брал за руку, под вой сирен мы мчались в бомбоубежище: бегом – бегом. Мы жили в Приморском районе Ленинграда. Отца не знала, и матери рядом не было: то окопы роет, то в очереди за хлебом стоит, других продуктов не было. Если бы не братик, я бы с голоду умерла, он сам не в силах был, меня спасал – хлеб отдавал. 100 граммов – норма. Чёрный плохой, но такой желанный – я помню вкус блокадного хлеба. Когда смотрю по телевизору хронику, воспоминания блокадников, слёзы текут до сих пор... Я не выбрасываю ни крошки, остаётся, соберу, лучше птицам отдам.

Кузнецовы – мать с дочерью – прибыли в Локосово: голые-босые. Потому что буквально бежали с насиженного места, людей забирали прямо из бомбоубежищ. На берегу Оби выстроили для эвакуированных с десяток домов, вместо стёкол на окнах – пергаментная бумага. В каждом углу ютилось по три-четыре семьи. Валентина Сергеевна помнит соседей:

– Дорог не было, света не было, кругом – лес. До нас строилась деревня Нагорная, выше, куда я в садик ходила. Там колхоз был, они нас и приняли. На самом берегу Оби стояло три дома, где мы жили. Флейшман, Зандер, Кармануц Катя – молдаванка, бухгалтер из рыбучастка Дагмара Альбертовна, она мне края от газет таскала, когда в школе училась: пиши на них, бумаги нет. В первый класс я пошла в 1947 году, в Локосово стояла Красная школа, так называлась. А рядом было кладбище, вот и смотрели в окошко, как хоронят, как плачут люди.

Ленинградцы работали на рыбучастке: улов обрабатывали и отправляли в Сургутский комбинат. После войны все, кто мог, вернулись в родные края. А Кузнецовы остались. Мать Валентины Сергеевны сошлась с местным сапожником, родила ему троих детей. Когда в 1947-м мужчину арестовали, встала на его место: зимой штопала валенки всей деревне, летом шила «бродни» рыбакам – кожаную обувь выше колен, поясняет собеседница, раньше здесь и сапог резиновых было не сыскать. Старшая среди сестёр и братьев Валентина нянчила детишек, затем устроилась в сельский совет: «Вместо телефона – бегала, сообщения передавала». Позже пошла в локосовский колхоз дояркой. Здесь же, на Сургутской земле, вышла замуж, родила двоих детей, они уже пенсионного возраста. А сама Валентина Сергеевна – десятый десяток разменяла. В Ленинграде, где по материной линии остались тётки, после войны была только один раз, в 1960-х годах.

Переждать беду помогли югорчане

Осенью 1942 года в Ханты-Мансийский национальный округ эвакуировали одну тысячу маленьких детей из блокадного Ленинграда. Ребят разместили в Сургутском, Микояновском, Самаровском и Кондинском районах округа. Документальные свидетельства деятельности восьми таких детских домов представлены в фондах Государственного архива Югры.
Детские дома открыли в посёлке Песчаном Сургутского района, Сургуте и Ямском. Местные жители, узнав об этом, начали активно собирать посылки с одеждой, игрушками и едой. По архивным данным, молодёжь села Покур прислала в один из детдомов бочку солёных огурцов, шесть килограммов ягод, 12 килограммов крахмала, 600 килограммов рыбы. Всю войну дети из Ленинграда прожили на Севере, а когда Советская армия разгромила немецкие войска, ребята смогли вернуться в родной город.

Воспоминания Галины Вишневской

8 сентября 1941 года началась блокада Ленинграда, которая продлилась долгие 872 дня. Среди участников тех событий – звезды кино, театра, музыки.

Актриса, которая на собственном опыте прочувствовала весь ужас войны и жизни в блокадном городе, – Алиса Фрейндлих. В 1941 году она только-только пошла в школу. В начале войны их дом, находившийся в самом центре Ленинграда, попал в зону интенсивного обстрела, а затем был разрушен. Чтобы выжить, как вспоминает актриса, им с мамой и бабушкой приходилось варить столярный клей и заправлять его для вкуса горчицей, которую бережливая бабушка сохранила с довоенных времён.

Все 900 дней блокады Галина Вишневская провела в Ленинграде. На тот момент ей было 15 лет. Из воспоминаний Галины Вишневской, оперной певицы, пережившей блокаду Ленинграда:

– Вышел приказ об эвакуации детей и женщин, это была последняя возможность выехать. Последняя лазейка – через Ладожское озеро, по ледяной трассе, пока не пришла весна. Собралась тётя Катя с тремя детьми, поехал Андрей… В переполненных грузовиках ехали они ночью – всё-таки был шанс, что не попадут снаряды. Но немцы простреливали дорогу метр за метром. А ведь знали, что едут полумёртвые женщины и дети!

Колеса машины полностью в воде (уже начал таять лёд), кругом воронки от бомб и снарядов – часто машины проваливались и шли под лёд. Последние дни, часы эвакуации… И всё-таки успели вывезти десятки тысяч людей. Ладога – «дорога жизни».

На другом берегу спасшихся ждала еда. Это было большое испытание. Люди, обезумевшие от голода, набрасывались на хлеб, не обращая внимания на предупреждения врачей о том, что следует соблюдать осторожность, – множество переживших голод не пережили долгожданного куска хлеба. У тёти Кати умерли двое младших детей: не выдержали, бросились на хлеб, наелись досыта. В результате – кровавый понос, и через день обоих не стало. Здесь же она их и похоронила…

Родные звали меня с собой, но я отказалась. Не то, чтоб была на то какая-то разумная причина, – видно, подступило уже равнодушие, безразличие к своей реальной судьбе, то состояние, которое, в общем-то, помогло мне выжить…

…Однажды ночью я проснулась от странных звуков, нёсшихся с улицы. Подошла к окну – внизу стоит открытый грузовик, доверху нагруженный трупами: к весне боялись эпидемий, ездили собирать мертвецов по квартирам. Для этого был организован специальный отряд из женщин – им выдавали дополнительный паёк за тяжёлую работу. Работали они ночью. Выволокут промороженного мертвеца из квартиры на улицу, возьмут за руки, за ноги, раскачают – раз, два, три! – и бросают в грузовик. Звенит, как обледеневшее бревно. От этих-то звуков я и проснулась. Смотрю, вынесли женщину, бросили наверх – а у неё длинные-длинные волосы упали вдруг, рассыпались живой волной! Боже, красота-то какая! Вот и я, наверно, совсем бы не проснулась однажды, и меня в грузовик – раз, два, три!.. И зазвенела бы…

Но пришла весна 1942 года, и стали ходить по квартирам искать уже тех, кто остался в живых.

Из книги Г. Вишневской («Галина. История жизни»)