Украинская фамилия Саченко досталась Галине Зенадьевне от мужа. А вообще она сибирячка – родилась в Нижней Тавде под Тюменью. Федоровчанкой женщина стала уже в преклонном возрасте, но смогла искренне полюбить Малую родину и посвятила ей десять по-настоящему трудовых лет…

– Первой крышей над головой стал дом близ реки Тавды, построенный бабушкой и дедушкой – родителями отца, – начинает рассказ моя собеседница. – Но сначала, в 1935 году, в этот дом привезли мою сестру. В феврале, по дороге в нижнетавдинскую больницу, мама почувствовала сильные схватки, попросив 15-летнего извозчика остановить сани, она ушла в лес, где самостоятельно родила первенца. Мне кажется, уже по этому поступку можно судить о её характере и выносливости.

Мама была труженицей, где бы ни работала, всегда в передовиках-стахановцах. Не знаю, почему свекровь её невзлюбила. Вообще, и отец был ей не родным ребёнком – его взяли на воспитание полуторагодовалым из многодетной голодающей семьи. Стоило отцу уехать на учёбу в Тюмень, бабушка тут же выставила его молодую жену из своего дома. Маму приютили соседи. Не уезжала, так как у свекрови оставалась её грудная дочь, но ни мольбы невестки, ни плач шестимесячной крохи не могли разжалобить родню.
Не знаю, как отец вернул жену в дом, но в 1937-м в нём родилась я.

С началом войны отца призвали на фронт – он ушёл, не дождавшись рождения сына. И только отец за порог, свекровь вновь начала выживать маму из дома. В конце концов приехал её старший брат, чтобы забрать нас в отчий дом в Байкаловском районе, что с другой стороны от Тюмени. Отдали маме корову, мне и братишке по подушке, а старшую внучку свекровь оставила себе помощницей.

В 1942-м мамин брат был тяжело ранен под Подольском, не доехав до дома, погиб в военном госпитале. Помню, как бабушка сотрясалась над похоронкой от молчаливых рыданий, следующие пять дней она не могла встать, а потом её не стало. Мама продолжала сутками работать в колхозе: угоняла колхозных лошадей на выпас, чистила конюшни и до заката с другими работниками косила сено где-то за лесом, куда их переправляли на лодке. После того, как заданную норму сгребали и сдавали в колхоз, людям разрешали немного косить и для себя. Дед дома сапожничал и присматривал за мной и братишкой.

Мама меня хвалила: с пяти лет я вымывала полы во всём доме, самовар начищала до блеска и во всём помогала деду. Он меня даже на заготовку дров с собой брал: срубит огромную берёзу, а пилим её и на телегу грузим уже вместе. Чтобы порадовать маму, я иногда и сама бегала в тайгу, за четыре километра от дома: наберу котелок малины, она придёт уставшая и удивляется гостинцу: «Как же ты не испугалась одна?!».

Потом был голод. Животных мы больше не брали – за них надо было платить колхозу налог. Я после уборки урожая повадилась в поле: летом тайком колоски собирала (ручной мельницей мы перерабатывали зёрнышки в муку). Мама научила меня собирать коренья, крапиву, лебеду и даже липовые листочки – их сушили в печи и мололи в муку, наша корова тогда уже отелилась, и мама обмазывала зелёную «сдобу» сметаной.

Отец вернулся только в 1946-м. Незадолго до этого мама приняла в дом другого мужчину. Видя, как она одна надрывается, дед дал на то своё согласие – так они и жили без всякого оформления разводов и браков. Через год братишка опух от недоедания, совсем ослаб и дедушка. Умер он летом, в день, когда у мамы принимали очередные роды.

Новый глава семьи вскоре спровадил меня к отцовой родне: там разрослось хозяйство, и ещё одна помощница была кстати. Зимой я с попутчиками самостоятельно добиралась до Нижней Тавды, где и закончилось моё детство.

Если мы с сестрой сами не успели проснуться в 4 утра, нас поднимали ремнём: одна бежала печь топить, другая корову доить. Старики также держали коз, овец, гусей – всё это было нашей заботой. По сезону мы подключались и к прополке и вскапыванию огорода. Помню, 12-летняя сестра ни свет, ни заря запряжётся в старинный плуг, а я, десятилетняя, сзади его толкаю что есть мочи – хозяева ещё спят, а мы уж восемь рядков распахали – картошка сохнет.

В 10 километрах от нас в большой деревне жила мамина сестра, которая жалела нас и периодически отпрашивала «погостить», устраивая нам небольшие передышки: несколько раз пешком мы ходили в Ивашкино к двоюродным братьям и сёстрам – летом босые, зимой в лаптях.

1948-ой выдался неурожайным. Дожди заливали огород, где вымокла вся картошка. Бабушка даже выменяла большое старинное зеркало на пуд зерна. Но к зиме нас всё равно отправили к матери, за все труды дали по жмене жареного ячменя.

По пути мы пытались просить во дворах хлеба. Дошли сперва до тётки, и голодные попали на мясной суп. Хорошо подкрепившись тронулись дальше. Но, то ли от непривычной сытости, то ли от холода у меня вдруг отказали ноги – стою и плачу, и сестра плачет рядом: поднять меня не может, попутчиков не видно, а стоять зимой опасно. Кое-как к ночи добрели до дома.

С мамой я жила до окончания шестилетки. Доучиваться до восьмого класса, после которого молодёжь поступала в техникумы, надо было в тобольской школе, за 15 км от дома. Отказ отчима, я восприняла, как приговор на всю жизнь остаться в рабочих, и три дня оплакивала его в коровнике. Спустя какое-то время, лишь бы не оставаться в колхозе, я с другими девчатами рванула на Урал, где шёл набор на торфоразработку. Год мы разгружали вагоны с сырьём, машины резали торф, а мы его сушили и формировали для отправки на Московскую сапоговаляльную фабрику. Получив в Белоярском районе паспорт, я отправилась в Первоуральск.

На Новотрубном заводе, награждённым в военные годы Орденом Ленина, готовилось строительство огромного цеха непрерывного сталепроката. Мне в числе молодых добровольцев удалось пройти краткое обучение и с начальным разрядом влиться в ряды трудового комсомола. Какое это было время! Ударники коммунистического труда, мы работали в три смены. Мне доверили выравнивание бетоном несущих опалубков – в установке станков нельзя было ошибиться ни на миллиметр.

Однажды, по комсомольским путёвкам к нам прибыли 70 демобилизованных моряков, которых поселили напротив нашего общежития. В подвал их здания был оборудован просторный красный уголок, где каждую субботу стали устраивать танцы с участием живого оркестра. Какое это было волшебство! С тех пор я обожаю танцевальные вечера и до сих пор стараюсь их посещать в местном досуговом центре. На них я и встретила своего украинца-водителя, с ним потом ездила на опильный завод за древесной стружкой, которой подсушивали бетон. С ним мы были и на торжестве в честь окончания строительства цеха – большой был праздник (на нём я и осознала, как много молодёжи собралось на нашей стройке)!

В 1966-м в Первоуральске у нас родилась дочь. Мне как образцовой труженице дали комнату в «двушке» (через год она должна была полностью остаться за нами). И мы с малышкой поехали в отпуск на родину мужа – в город Макаров, что в 50 км от Киева.

А там в мае – все сады в цвету, я такой красоты сроду не видывала! Наивную и восхищённую меня быстро уговорили остаться. Сперва жили у свекрови, потом начали переезжать по городским квартирам – в деревне-то работы нет. Я устроилась поваром, ездила на работу вместе с дочкой, а вскоре родилась и вторая. А муж ездил в дальние рейсы, но по возвращению повадился пить и прожигать деньги. Терпела я больше 20 лет, благо, хоть квартиру ему дали, как семейному человеку. Устроив дочурок в садик, быстро оформилась гардеробщицей в школу. После мне доверили убирать один из этажей здания. А на лето я уже мастерски руководила бригадой техничек, которых оставляли красить и белить школу. Учителя нарадоваться не могли качеству и красоте нашей работы! Со временем начала замещать завхоза. В школе мне вручили медаль «Ветеран труда». В свободное время вязала, одевая детей, и, как могла, тянула хозяйство.

Девочки уже получили профессии, замуж повыходили, когда в моей жизни случился негаданный поворот. Брат, живущий на Севере, попал в аварию, его жене нужно было работать и навещать его в больнице, а я выехала присматривать за маленькими племянниками. Да так и осталась здесь: атмосфера нефтяного посёлка в 1992 году сильно мне напомнила прекрасные времена комсомольских строек.

Уборщицей в УТТ НГДУ «Фёдоровскнефть», которое ещё базировалось на Старой Фёдоровке, меня взяли с руками и ногами – рабочих людей тогда не хватало. Начальник управления Александр Петрович Полубояров меня очень уважал, называл «мадам». При мне в здании царила идеальная чистота, и разрослись красивые цветы. Тяжело было лишь воду таскать с первого этажа, а во время капитального ремонта до 20 вёдер за день меняла. В свободное время я не отказывалась от подработок: сначала убирала объекты ЖКХ, а после совмещала работу вахтёра общежития.

25 прекрасных лет я прожила здесь. С выходом на заслуженный отдых в 2002-м участвую в творческих вечерах поселкового Совета ветеранов и просто наслаждаюсь жизнью. Но, бывает, задумаюсь: а что, если бы жизнь и начиналась так хорошо, если бы война не искромсала моё детство, не сломала судьбы родителей? Какое, оказывается, счастье жить в мире и довольствии! Всем того и желаю!